– Ну вот тебе за труды. – Рэнд бросил ему гинею.

Бродяга ловко поймал монету, но продолжал стоять на месте.

– Теперь она моя, – тихо, но убедительно произнес Рэнд, и оборванец, потоптавшись еще немного, пошел наконец прочь.

– Ты мог бы найти красотку и за полгинеи, – заметил Джордж Сельвин, глядя на девушку.

– Ты забыл посчитать, чего мне будет стоять вычистить простыни от сажи, – громко захохотал Рэнд.

– Беркли, – снова начал Сельвин, стараясь не отстать от него. – Зачем тебе сейчас женщина, ты ведь должен готовиться к отъезду.

– Не беспокойся, я найду для нее врем".

– Слушай, окажи мне любезность, – не унимался Сельвин, – Пришли ее утром ко мне, а когда вернешься, я отдам тебе за это моих вороных. Высокие, черные, без единого светлого пятна.

Рэнд скептически взглянул на него.

– Если она так нужна тебе, то засчитай это в счет долга Коллина, – предложил он.

Джордж Сельвин вздохнул и нехотя согласился.

– Надеюсь, она будет стоить этих денег.

– Я тоже. – Рэнд заговорщически взглянул на приятеля.

Хотя девушка почти ничего не весила, нести ее было неудобно, и Рэнд положил ее на сиденье своего экипажа.

Она лежала без движения и не шевельнулась, даже когда он, добравшись до своей квартиры в квартале Беркли, внес ее в свою спальню.

Поначалу Рэнд хотел приказать слуге, чтобы тот вымыл его новое приобретение. Это был чрезвычайно преданный человек, никогда и ни при каких обстоятельствах не выдававший его тайн. Но, поразмыслив, Рэнд решил сделать это сам – она была такая хрупкая и такая маленькая, что страшно было выпустить ее из рук. Он положил ее на кровать и осторожно снял с нее платье. К его вящему удивлению, белье у девушки было безупречно чистым, хотя и не новым. Намочив полотенце водой из стоявшего рядом с кроватью белого фарфорового кувшина, Рэнд стер с ее лица сажу, и оно засияло атласным светом.

Ему так нравилось смотреть на ее черты даже сейчас, когда они были неподвижны. На ней была лишь тонкая батистовая сорочка, и тело ее восхитило женственностью.

"Что случилось с ней в эту ночь?" – думал он, осторожно смывая сажу с ее рук. Она явно не была проституткой, но и к знати, конечно, не принадлежала. Судя по ее рукам, она скорее всего выполняет какую-нибудь работу, впрочем, не слишком тяжелую. Рэнд дотронулся до ее волос с удивительным каштановым отливом.

– Милый мой ангел, как жаль, что ты без сознания, – прошептал он.

Неожиданно девушка слегка пошевелилась и открыла глаза. Она лежала на мягкой постели, в слабо освещенной комнате. Последнее, что она помнила, это глухой тупик и ее собственный оглушительный крик. Что же было потом?

А, должно быть, она дома и кто-то здесь рядом с ней. Девушка застонала.

– Мама? – прошептала она, но тут взгляд ее упал на мужчину, сидящего на краю постели.

Он не был красавцем – его смуглым, чуть грубоватым чертам лица не хватало утонченности, однако у него были совершенно удивительные глаза – зеленые с золотым оттенком, в котором растворялся холодный зеленый блеск.

Внезапно она почувствовала страшную слабость. Ну конечно, это всего лишь сон, ее всегдашние мечты и фантазии. Она закрыла глаза.

Глава 2

Утром, наливая в таз горячую воду из серебряного кувшина, Рэнд почувствовал на себе пристальный взгляд. Девушка смотрела на него глубокими, пронзительно-синими глазами.

– Доброе утро, – сказал Рэнд. Она молчала.

Намочив салфетку, он ловким движением отжал ее и приложил к лицу, не переставая с любопытством наблюдать за ней.

Тысячи мыслей проносились в ее голове в мучительных поисках объяснения, как и почему оказалась она в этой комнате вместе с незнакомым мужчиной. Вчера у "Ковент-Гардена" на нее напали, она побежала и оказалась недалеко от Флинт-стрит. Она звала на помощь, но проходившие мимо молодые люди не откликнулись на ее зов.

Был ли этот человек одним из них? Может, он заступился за нее? Она в упор смотрела на него, забыв, что это могло показаться весьма неприличным. Но он отнюдь не походил на доброго самаритянина! На вид ему было лет тридцать, и его можно было бы назвать даже красивым, если бы не слишком резкие черты лица – грубоватые скулы, широкий рот… Какой-то насмешливый эгоизм сквозил в его манерах, он ни о чем не спрашивал ее, а стало быть, ничуть не интересовался ее состоянием. Может быть, он ждал, что она поблагодарит его за спасение? Розали вдруг покраснела, увидев, что ее платье лежит на стуле в углу комнаты, а на ней ничего нет, кроме короткой сорочки.

Никогда прежде не оставалась она наедине с мужчиной, да еще полураздетая, в его постели! Сам же он невозмутимо расхаживал в небрежно накинутом на плечи халате. Тело его было очень сильным и мускулистым. Интересно, согласился бы он променять эту грубую мужественность на модную немощь, изысканную слабость? Что-то подсказало ей, что нет. Она удивленно посмотрела вокруг. Комната была обставлена роскошной мебелью, украшенной греческим орнаментом, пол устилал превосходный брюссельский ковер, а у камина над столом с витыми ножками висело венецианское зеркало. Если это все принадлежит ему, то он очень богатый человек, гораздо богаче, чем Уинтропы.

При этой мысли Розали похолодела: леди Уинтроп не простит ей этого никогда, она без сожалений выбросит их с Эмилией на улицу, точно так же как бедную Марту! Розали посмотрела в сторону окна: утро только начиналось. Леди Уинтроп спит почти до полудня, значит, есть еще слабая надежда успеть прийти до ее пробуждения… Ей нужно немедленно бежать домой!

– Интересно, – сказал незнакомец приятным голосом, – какие мысли так изменили выражение ваших милых глаз?

– Где я?

Он молча подошел к столу и взял чашку горячего душистого напитка, – Кто вы? Пожалуйста, скажите мне, что произошло вчера?

– Может, сначала выпьете чаю? Вам это нужно сейчас. – Поколебавшись, Розали взяла из его рук тонкую фарфоровую чашку. Она смотрела на незнакомца. Странные зеленовато-карие глаза его были полны какой-то прозрачности и блеска, а бронзовый загар оттенял их топазовую глубину. Почему, однако, он был таким смуглым? Знатные люди всегда следят за тем, чтобы кожа их оставалась бледной. Известно, например, что Георг II даже использовал пиявки, чтобы придать лицу благородную бледность. Наверное, этот человек был просто каким-нибудь морским офицером.

– Где я?

– В моей квартире на Беркли-сквер, – сказал он.

Розали облегченно вздохнула: это было совсем близко от Блумсбери, где она жила. Рэнд с нарастающим любопытством смотрел на нее, пораженный ее безупречной речью, свойственной только представителям высших слоев общества.

– Как вас зовут? – улыбнулся он, глядя на ее растрепанные шелковистые волосы. Но Розали молчала, ей было страшно. Она не могла довериться человеку, не узнав, кто он и как она попала сюда.

– Мне не хотелось бы отвечать, – тихо проговорила она.

– Тогда скажите, откуда вы?

– Я.., я бы не хотела говорить этого.

– Ну, если так, – заметил он с насмешливой улыбкой, – то я тоже не намерен что-либо рассказывать вам. А между тем мне показалось, что вам не терпится кое-что узнать.

– Меня зовут Розали, – поспешно ответила она, поняв, что надо быть чуточку сговорчивее.

– Розали… – повторил он, повернувшись к зеркалу на туалетном столике из красного дерева.

Солнце играло в его волосах, придавая каштановым прядям золотой блеск.

– Одно только имя?

– Вам не обязательно знать все.

– Что ж, согласен, – беззаботно ответил Рэнд, намыливая подбородок. – Но, зная о вас лишь полуправду, я отвечу вам тем же.

Он вынул из футляра бритву. Розали вздрогнула.

– Сэр, умоляю вас, скажите, почему я здесь?

Рэнд аккуратно провел лезвием по щеке, оставляя чистый след.